Дорогой Гость! Если Вас заинтересовала наша игра, и Вам бы хотелось остаться у нас на проекте, но Вас пугает тот факт, что ВЫ совсем не знакомы с тематикой проекта, спешу сообщить, что это не столь важно! Любой желающий может принять участие в нашей игре. Если у Вас возникнут проблемы с адаптацией в игре, Вы всегда можете задать вопрос администратору по тому или другому вопросу. Однако вот парочка важных замечаний, которые Вам стоит знать.
Игра наша основана на произведениях А. Конан Дойля "Шерлок Холмс" и фильме 2009 года выпуска "Шерлок Холмся" с Робертом Дауни младшим в главной роли. Однако в игре имеет место быть не только сюжетная линия фильма или же книг автора, в сюжете может быть и наше творческое домышление. Так же, Вы можете создать своего персонажа и вести его в игру. Помните, что действия ведуться в Лондоне викторианской эпохи. Это XIX век. Так же Вам в помощь рассказы Дойля, которые расскажут вам многое об истории Шерлока, доктора Ватсона и многих других персонажей канонической линии, если Вам не трудно потратить пару часов на их прочтение=) Если же да, просто ознакомьтесь с приведенными ниже данными.
Рассказы о Шерлоке Холмсе

В XIX веке, когда Европа ещё только вступала в век революций, англичане уже поставили под ним жирную точку. «Славная революция» 1688-1689 годов окончательно утвердила в Великобритании режим парламентарной монархии с ограниченной властью короля, учредила невиданные по тем временам гражданские свободы, сплотила нацию землёй, верой, языком и законом. Весь следующий век Британия копила, прибирала к рукам, развивалась и процветала. В начале XIX века, одолев Наполеона и оттеснив вечную соперницу Францию на второе место, Британия сделалась самой могущественной и богатой страной мира. Всё было схвачено, за всё уплачено, над Британской империей «никогда не заходило солнце». Как ядовито выразился австрийский писатель Стефан Цвейг, «Британия перестала заглатывать и начала переваривать».

Страна расправила плечи и застыла. Пришло время заняться самою собой, привести внутреннюю жизнь в идеальное состояние, отвечавшее её мировому первенству и внешнему могуществу. То есть – настала эпоха величайшего национального самодовольства и самомнения.

Опорой викторианства служили три столпа – монархия, церковь, семья.

Своё название и стиль эпоха получила от имени королевы Виктории (годы правления 1837-1901) – последней монархини так называемой Ганноверской династии.

Прелестная, скромная, юная девушка, всеобщая придворная любимица, весьма популярная в народе именно за скромность и непритязательность, Виктория взошла на трон в 18 лет по праву наследования, после смерти дядюшки, короля Уильяма (Вильгельма) IV. В 1840 году вступила в равнородный брак. Королевскую чету (самоё монархиню и её мужа, принца-консорта Альберта Саксен-Кобург-Готского) считали образцом семейной пары.

Иногда про королеву Викторию пишут, что она рано овдовела. Это не совсем так. Счастливый брак царственной четы длился больше двадцати лет. Принц Альберт умер в 1861-м.

Одинокая королева делила своё время между необременительными государственными делами и многочисленными детьми. К слову, детей у неё было 9. Даже при королевских возможностях справиться с такой оравой непросто. Виктория справилась. Её называли «бабушкой Европы» и «островной тёщей». Старшая дочь, тоже Виктория, стала германской императрицей; внучка Элис (Алиса) под именем Александры Фёдоровны воцарилась в России.

Вдовство сделало британскую монархиню замкнутой, консервативной, склонной к унынию и печали, приверженной тихим радостям семейного круга, строго религиозной, нетерпимой к чужим недостаткам и достоинствам, причём она не всегда умела отличать первые от вторых.

Образ «виндзорской вдовицы» в стране обрёл значение общественного идеала: очень многие преклонялись перед коронованной особой, которую судьба несправедливо обделила личным счастьем и которая предпочла мирским суетам одиночество на троне и заботу о благе страны. Жизнь, манеры и вкусы королевы сделались своего рода неписаным законом для подданных.

Исконное значение слов «леди» и «джентльмен» - «дворянка» и «дворянин». Не меняя сути, эти термины в викторианскую эпоху стали обозначать женщину и мужчину, безупречных во всех отношениях. Джентльмен – это человек, способный достойно вести себя в любых обстоятельствах, способный найти выход из любого затруднительного положения, а в безвыходном положении способный пожертвовать своим достоинством во имя спасения достоинства других.

Рафинированное викторианское джентльменство требовало, во-первых, изощрённого семейного и социального воспитания, а во-вторых, особой системы условностей и ритуалов, то есть кодекса социального поведения. Совершенно то же самое определяло и положение викторианской леди – с поправками на более скромные женские возможности при абсолютном господстве мужчин.

В общественном положении и поведении викторианца многое, если не всё, определялось происхождением, религиозной принадлежностью и состоятельностью. Надо было родиться на острове или в колониях, иметь чистую английскую кровь (допускались только слабые примеси французской, немецкой и голландской), быть прихожанином «высокой» англиканской церкви, иметь годовой доход, достаточный для содержания собственного дома с прислугой (в крайнем случае – просторного наёмного жилья) и собственного экипажа  для заграничных путешествий. Иноземец, всю жизнь проживший в Англии, совершивший во славу страны множество военных подвигов, женатый на англичанке и пожертвовавший миллион фунтов в государственную казну – мог быть принят в высшем обществе и удостоен всяческих похвал, но назвать его настоящим викторианским джентльменом ни у кого язык бы не повернулся: иностранец, что с него взять…

Некоторые барьеры преодолевались, некоторые были непроницаемы. Например, высшая титулованная аристократия оставалась замкнутой корпорацией, недосягаемой из-за высокородного происхождения. А вообще викторианское общество по вертикали и горизонтали разделялось таким количеством градаций, слоёв, группировок и сообществ, что наше современное сознание перед попытками уразуметь эту картину просто пасует.

Над страницами викторианского неписаного кодекса социального поведения следовало бы обнажить голову, ибо он являл собою декларацию всех мыслимых человеческих и христианских добродетелей. Но недостижимость идеала, благие намерения и моральный утопизм этого кодекса превратили английское общество XIX века если не в ад, то в достаточно неудобное для жизни место.

Нравственный максимализм плохо сочетается с повседневностью. Жизнь постоянно требует компромиссов, и это противоречие быстро вырабатывает в человеке привычку к двойному стандарту, к двуличию, лицемерию и ханжеству. В английском обществе, основанном на сочетании личной свободы каждого с жёсткой сословной разделённостью всех, лицемерие органически сделалось средством поддержки своего общественного положения, всеобщим правилом игры в высших и средних слоях. Обычной манерой поведения образцового викторианца были холодная чопорность и церемонность, не всегда отряхиваемые прочь даже на пороге родного дома и в своей семье.

Разумеется, только совсем наивные и недалёкие люди могли ставить условности выше реальности. Большинство викторианцев прекрасно знало: условности и предубеждения – одно, реальная жизнь – другое, она не совсем похожа на этикетные представления о ней. Но поскольку восстать против условностей значило вычеркнуть себя из общества, то приходилось «соответствовать» и жить при всепроникающем двойном стандарте, постоянно оглядываясь и всегда играя некую социальную роль.

Карикатурно-книжные образы типичных англичан викторианской эпохи – сухопарый джентльмен в цилиндре и визитке, старая карга в чепце с оборками, юная девица с глуповато-овечьим выражением лица, почтительно-пришибленный молодой человек – более карикатурны, чем жизненны, но доля гротескной правды в них велика.

Расцвет викторианских нравов пришёлся на 1840-1870-е годы. В последующие два десятилетия оно начало быстро выдыхаться, хотя ещё имело силы больно кусать отступников и крамольников (пример – судьба писателя Оскара Уайльда). После кончины королевы Виктории преодоление худших сторон викторианского наследия пошло семимильными шагами.

О худших сторонах помянуто не случайно – были и лучшие стороны. Викторианский культ точности, обязательности, порядочности и честности иногда был неплохим подспорьем и надёжной основой человеческих отношений, особенно в чрезвычайно запутанной системе английского права с её множеством лазеек для мошенников и негодяев.

По иронии судьбы едва ли не последним викторианцем оказался Невилл Чемберлен, британский премьер-министр в 1937-1940 годах. Даже в годы Второй Мировой войны он мыслил категориями предыдущего века, чем едва не довёл страну до национальной катастрофы, потворствуя политике Гитлера и ища примирения с ним. До конца своих дней он придерживался бытовых привычек и личного гардероба во вкусе 1890-х, что засвидетельствовано фото- и кинохроникой Мюнхенского совещания глав великих держав 1938 года. Рядом с примундиренными Гитлером и Муссолини и одетым в стильный новомодный костюм французским премьером Даладье британский премьер - в цилиндре и куцем сюртучке, в манишке со стоячим крахмальным воротничком, при галстуке-бабочке - выглядит живым анахронизмом и воскресшим покойником.
Викторианская семья за чаем.

Дела семейные

Наименьших успехов викторианство достигло в этике отношений полов и семейной жизни. Доказательство – статистический факт: в 1840-1870-х годах около 40% англичанок так называемого «среднего класса» всю жизнь оставались незамужними. Причиной была не нехватка лиц мужского пола, а противоестественная, жёсткая и ригористичная система моральных условностей и предубеждений, создававшая тупиковые ситуации для многих, кто желал устроить личную жизнь.

Понятие мезальянса (неравного брака) в викторианской Англии было доведено до настоящего абсурда. Заключения, кто кому пара или не пара, делались на основании невероятного количества привходящих обстоятельств, понятия ровни и неровни выводились из множества признаков, процесс походил на решение алгебраического уравнения с десятком неизвестных.

К примеру, ничто вроде бы не мешало соединить узами брака отпрысков двух равнородных дворянских семейств – но конфликт, возникший между предками в XV веке и не исчерпанный, воздвигал стену отчуждения: неджентльменский поступок прапрадедушки Джонса делал в глазах общества неджентльменами всех последующих, ни в чём не повинных Джонсов. Преуспевающий сельский лавочник-сквайр не мог выдать свою дочь за сына дворецкого, служащего у местного лендлорда – ибо дворецкий, представитель категории старших господских слуг, на социальной лестнице стоял неизмеримо выше лавочника, пусть у него, дворецкого, не было за душой ни гроша. Дочь дворецкого могла выйти замуж за сына лавочника – но ни в коем случае не за простого крестьянского парня, такое снижение социального статуса общество резко осуждало. Бедную девушку «перестанут принимать», её детям трудно будет найти место в жизни из-за «безрассудного поступка» матери.

Открытые проявления симпатии и приязни между мужчиной и женщиной, даже в безобидной форме, без интимностей – категорически запрещались. Слово «любовь» полностью табуировалось. Пределом откровенности в объяснениях были пароль «Могу ли я надеяться?» и отзыв «Я должна подумать». Ухаживания должны были иметь публичный характер, состоять из ритуальных бесед, символических жестов и знаков. Самым распространённым знаком расположения, предназначенным специально для посторонних глаз, было разрешение молодому человеку нести молитвенник, принадлежащий девушке, по возвращении с воскресного богослужения.

Девушка, хотя бы на минуту оставшаяся в помещении наедине с мужчиной, не имевшим по отношению к ней официально объявленных намерений, считалась скомпрометированной. Пожилой вдовец и его взрослая незамужняя дочь не могли жить под одной крышей – им приходилось либо разъезжаться, либо нанимать в дом компаньонку, ибо высокоморальное общество всегда было готово, неведомо почему, заподозрить отца и дочь в аморальных намерениях.

Супругам при постороних рекомендовалось обращаться друг к другу официально (мистер Такой-То, миссис Такая-То), чтобы нравственность окружающих не страдала от интимной игривости супружеского тона. Верхом неприличия и развязности считалась попытка заговорить с незнакомым человеком – требовалось предварительное представление собеседников друг другу третьим лицом. Одинокая девушка, посмевшая на улице обратиться к незнакомому мужчине с невинным вопросом («Как пройти на Бейкер-стрит?»), могла подвергнуться оскорблениям – такое поведение считалось возможным только для уличных девиц. Мужчинам, как высшим совершенным существам, такое поведение, напротив, дозволялось – отчего Лондон середины XIX века был раем для уличных приставал и ловеласов.

В застолье соблюдался обычай так называемого разделения полов (segregation of sexes): по окончании трапезы женщины вставали и удалялись, мужчины оставались выкурить сигару, пропустить стаканчик портвейна и потолковать об отвлечённых проблемах и высоких материях.

Любопытно, что при всех описанных сложностях английская правовая традиция личной свободы оставалась неприкосновенной. Молодому англичанину для женитьбы не требовалось согласие родителей. Зато отец имел право лишить такого непокорного сына наследства. На континенте дети могли не опасаться, что их лишат наследства – закон требовал обязательного наделения определенной долей всех наследников. Но вступить в брак молодой француз мог только с согласия папеньки и маменьки, и никак иначе. Согласимся, что первый вариант – свобода выбора между самовольным браком и перспективой остаться без гроша – все же «свободнее», чем рабская зависимость от родительской воли, которая теряет всякий смысл, если не вознаграждается хорошим наследственным кушем. Не случайно же англичане ехидничали по поводу столь распространенных на континенте «условных» браков, в которых супруги были «сведены» по выбору родителей, как породистые собачки, и с первых дней совместной жизни усердно наставляли рога друг другу.

О чем не говорили вслух...

Особо жестокие гонения викторианство возводило на чувственность – здесь святошеству и ханжеству не было предела.

Мужчины и женщины обязывались забыть, что у них есть тело. Даже отдалённые речевые намёки на что-либо из этой области – исключались. Единственными участками поверхности тела, которые разрешалось открывать, были кисти рук и лицо. Мужские брюки викторианского фасона имели спереди глухой клапан, сбоку - разрез со шнуровкой, внизу - штрипки. Женские платья тоже были глухие, закрытые, скрадывавшие фигуру, с кружевными воротничками до ушей, оборками, рюшами и буфами. Пуговицы допускались лишь на верхней одежде. Вышедший на улицу мужчина без высокого стоячего воротничка и галстука, женщина без перчаток и шляпки – считались голыми.

Беременная женщина являла собой зрелище, глубоко оскорблявшее викторианскую нравственность. Она вынужденно запиралась в четырёх стенах, скрывала свой позор от самой себя с помощью платья особого покроя. В разговоре ни в коем случае нельзя было сказать о женщине, ждущей ребёнка, что она pregnant (беременна) – только in amazing state (в интересном положении) или in hilarious expectation (в счастливом ожидании). Публичная демонстрация нежных чувств к младенцам и детям считалась неприличной. Викторианская мать редко сама вскармливала своего ребёнка – для этой плебейской нужды нанимались кормилицы из простонародья.

Викторианское ханжество иногда прямиком толкало женщин в объятия смерти. Все врачи в те времена были мужчинами. Считалось, что заболевшей женщине лучше умереть, чем позволить врачу-мужчине произвести над ней «постыдные» медицинские манипуляции. Врач иногда не мог поставить толковый диагноз, ибо не имел права задавать пациентке «неприличные» вопросы. В тех случаях, когда необходимое врачебное вмешательство дозволялось высоконравственными родственниками, врач вынуждался действовать буквально вслепую. Известны описания медицинских кабинетов, оборудованных глухими ширмами с отверстием для одной руки – дабы медик мог посчитать пульс пациентки или коснуться лба для определения жара. А приглашать врачей-мужчин к роженицам англичане с душевными муками начали только в 1880-х годах. До этого родовспоможением занимались повитухи-самоучки и немногочисленные акушерки. Чаще дело предоставлялось естественному ходу, по принципу «как будет угодно Всевышнему».

Обрисованная картина будет неполна без существенного уточнения.

Викторианские нравы отнюдь не опутывали английское общество целиком, сверху донизу. Они царили главным образом в среде нетитулованного дворянства и городской и сельской буржуазии.

Высшая титулованная аристократия с высоты своего положения и почти полной независимости спокойно плевала на моральные строгости эпохи, позволяла себе потешаться над ними. Разумеется, английские лорды и пэры викторианской эпохи уже не были похожи на своих предков XVII-XVIII веков – бунтовщиков, заговорщиков и знатных дебоширов. Государственную лояльность, верность трону, внешнюю порядочность они блюли свято. Но за свои привилегии и вольности, добытые во многовековой борьбе с абсолютизмом, держались не менее прочно. И не желали жить в своих поместьях по монастырскому уставу, разработанному благочестивой королевой.

Английские низы – городской и сельский работный люд, крестьяне, батраки, моряки, солдаты, уличный плебс – зачастую вообще не имели представления о нравах, царящих наверху. У них, низов, были свои сложившиеся представления насчёт того, что такое хорошо и что такое плохо. Английские простолюдины много и тяжело работали; поработав, отдыхали как умели – выпивали, пели песни, плясали до слома каблуков, дрались и богохульствовали. А также женились, выходили замуж, рожали и воспитывали детей. То есть вели себя как нормальные люди в нормальной для них атмосфере, не были склонны обставлять своё бытие лишними условностями и сложностями – сложностей им и без того хватало.

Культурный быт Викторианской эпохи

Архитектура и декоративное искусство Викторианской эпохи были весьма эклектичны. В разные периоды  входили в моду разные направления. Многие из них являлись, по сути, возрождением более ранних стилей и адаптаций к новым временам. Например, «Готическое Возрождение», базирующееся на архитектуре и орнаментах средневековой Европы (Готика – это и цветные ромбики витражей, и остроконечные коньковые крыши, сочетание мансардных и эркерных окон и т.д.). Также возрождались Ренессанс, барокко и рококо, неоклассицизм конца XVIII начала XIX столетий, включая ампир, стили Адама и Регентства.

К тому же в Викторианскую эпоху люди чаще стали ездить по всему миру. Расширились торговые связи, что привело к ассимиляции китайского, японского, индийского, персидского и арабского стилей декоративного искусства. На Западе весь этот калейдоскоп сводился к понятию «восточный стиль». Эклектизм той Викторианской эпохи проявлялся в интерьере таким образом, что, каждая комната декорировалась на свой лад. Допустим, библиотека оформлялась в стиле возрожденной готики, спальня в духе возрожденного рококо, а неоклассическая прихожая соседствовала с персидской курительной комнатой.

В интерьерах Викторианской эпохи царил золотой геометрический или растительный орнамент, нанесенный по трафарету на тисненые обои, картины в золоченых рамах, идеальным цветом для которых считался красный или бордовый цвет. Бордовые драпировки из плюша, портьеры отделяли помещения столовых и библиотек. Золото повторялось в карнизах. Бледно-желтые пологи с красной бахромой, сшитые из штор, драпировали кровати из красного дерева. Раскраска под твердые породы дерева (красное, розовое и дуб) была особенно модной.

До 1850-х годов оставались в моде светлые оттенки неоклассицизма, в особенности  бледно-розовые, миндальные, сиреневые, светло-лиловые, радужно-белые. Хотя для библиотек и столовых подбирали иногда и тона потемнее (например, малиновый). Позднее в моду вошла более сильная палитра, в которой доминировали красные и коричневые, а также анилиновые краски: зеленые, синие, фиолетовые и желтые. Широко использовалась позолота. Однако в последнюю четверть XIX столетия пришла более мягкая, приглушенная цветовая гамма.

Средняя Викторианская эпоха (1860-1885)

Это был Великий Период. Пышный, роскошный, изобильный – он породил типичное для большинства из нас сегодня представление о Викторианской эпохе. Викторианцы принадлежали к нации покорителей и колонистов и были вполне удовлетворены собой, невзирая на международные социальные конфликты, которые разворачивались у них на глазах. Ювелирные изделия стали более смелыми, но менее богато украшенными, что отражало все более крепнущее самомнение независимых и уверенных в себе женщин, которые боролись за свои права и сами зарабатывали деньги. Техника гранулирования драгоценных камней с использованием крупинок золота, когда-то применявшаяся древними этрусками (древние племена, проживавшие на территории Этрурии), получила чрезвычайное распространение и возродила интерес к этому периоду истории. Этурия - территория на северо-западе Аппенинского полуострова. В 1 тысячелетии до н. э. эту область населяли этруски, обладавшие высочайшим уровнем цивилизации и культуры. Ныне это – итальянская область Тоскана.

И это было далеко не единичное явление. Великие археологические открытия эры вызвали новый и жадный интерес к древним культурам - римской, египетской, греческой, а также к Ренессансу. Эти культуры в своё время оказали огромное влияние на древние и классические мотивы, которые и отразились в дизайне ювелирных украшений.

Средняя Викторианская эпоха познала и несчастье – смерть Альфреда, после которой королева Виктория впала в черный период непреходящей печали. Она постоянно скорбела и оплакивала своего умершего супруга и всё время одевалась только в черное. За ней последовал и весь королевский двор, а затем и все общество. Тем не менее, женщины вдруг открыли для себя, что в черном они выглядят чрезвычайно привлекательно. Черный янтарь и черный оникс стали невероятно модными и отнюдь не только по случаю скорби и печали. Более «тёмная» природа викторианцев хорошо отразилась в грустных романсах-размышлениях сестер Бронте (три сестры, ставшие классиками английского реализма XIX века), в странных фантазиях Льюиса Кэролла (самая известная сказка «Алиса в стране чудес») и в шизофрении доктора Джекилла, придуманного Робертом Стивенсоном (в «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда»).

После открытия алмазного рудника в Южной Африке в 1867 г. в изобилии появились бриллианты, к тому же менее дорогие. Их популярность достигла огромных высот. Алмазы сочетали с цветными камнями (такими как опал, лунный камень) и всегда любимым жемчугом. Ожерелья в виде «собачьих ошейников» носили высоко на горле, они состояли из нескольких рядов жемчуга, скрепленных вместе вертикально расположенными стерженьками, которые были усыпаны алмазами или же другими жемчужинами. Кроме того, под ними подвешивались ещё и отдельные нити жемчуга.

Между тем в стране можно было наблюдать впечатляющий прогресс в технологиях, коммуникациях, уровне учености во всех сферах. Безусловно, это был прогресс. Но невиданные достижения оказывали сильнейшее психологическое воздействие на людей. Изобилующая церквями и вероисповеданиями, Англия все же нашла свою веру в Бога, испытав встряску и политикой Карла Маркса, и биологической теорией Чарльза Дарвина, и размышлениями Томаса Карлайла (талантливый писатель и биограф, обладающий высочайшим интеллектом и глубокими познаниями, он ставил под сомнение библейские каноны христианства). Не стоит также забывать и дегуманизирующие влияние Промышленной революции на человека вообще. В ответ на всё это хлестнул реакционный романтизм – в ювелирных украшениях это выразилось в неприятии того, что делалось машиной в противовес тому, что можно назвать дарами природы. Результат: формы стали более мягкими, линии – непринужденными, а цвета – спокойными (розовато-лиловыми, желтыми и нежно-зелеными).